Возможное появление в городах Адыгеи казачьих патрулей, по примеру Краснодарского края, где казаки содействуют МВД в охране общественного порядка, вызвало возмущение определённой части черкесской общественности. 

Противники казачьих патрулей в республике, разрешённых 44-м федеральным законом «Об участии граждан в охране общественного порядка», ссылаются на то, что данный закон даёт казакам полномочия следить за соблюдением правопорядка всеми остальными, т.е. ставит их в привилегированное положение. 

Некоторые говорят, что появление на улицах казаков в их традиционной одежде (чекмени, шашки, нагайки) накладывается на историческую память адыгов, и не позволяет последним спокойно к этому относиться, напоминая о результатах Кавказской войны. Такую точку зрения высказали, например, руководитель общественного движения «Адыгэ Хасэ – Черкесский парламент» Адам Богус и Арамбий Хапай, член исполкома «Адыгэ Хасэ – Черкесский Совет» (1). 

Вопрос о (не)целесообразности введения в Адыгее казачьих патрулей, несомненно, требует дальнейшего рассмотрения,  с учётом интересов всех групп населения республики. Но уже сейчас вокруг данной темы проявляются тенденции, которые способны привести к ещё большей дестабилизации региона.

Первое – это попытки заменить историческую память историческим злопамятством. Намеренное муссирование темы черкесского мухаджирства по итогам Кавказской войны, расцарапывание исторических ран и актуализация исторических претензий стабильности республике не добавит. Идти этим путём – означает заранее вести республику к межнациональным конфликтам. 

Создаётся впечатление, что представители ряда черкесских организаций, постоянно обыгрывающих тему мухаджирства, придирчиво стараются взвесить, как на аптечных весах, каждый грамм проявленного в прошлом к адыгам уважения / неуважения. Потом из этих граммов получаются килограммы исторических обид, которые, затем, раздуваются ещё больше. 

Этим занимается только одна сторона. В её изложении предпосылки и последствия Кавказской войны всегда половинчаты и не охватывают всего геополитического спектра той эпохи.

Как пример: включение Кавказа в состав Российской империи они объясняют хищным желанием последней получить контроль над побережьем Чёрного моря. Дальше этого пункта нить своих рассуждений проводит редко кто из них. 

Черноморское побережье России было нужно затем, чтобы предотвратить появления там Великобритании, которая и напрямую, и через Турцию, пыталась дестабилизировать Кавказ. Это было частью  «Большой игры» (Great game) Лондона против России, о масштабности которой тогдашние адыги вряд ли имели понятие. Англосаксам, с их колониальным опытом, заставить наивные в политическом плане кавказские народы играть отведённую им геополитическую роль труда бы не составило. 

Оценивать события XIX в. нужно, исходя из реалий того времени, а не современности. И здесь метод геополитической эмпатии (вживания в ситуацию) подходит больше всего.  

Представим геополитическую ситуацию, в которой оказалась царская Россия накануне Кавказской войны. Турция пытается надавить на Россию с кавказских рубежей. Английские эмиссары, с помощью турок, уже налаживают контакты с кавказскими народами, которые, на тот момент, не знали государственнической идеи, и жили в значительной степени набегами и торговлей. 

Было очевидно, что, рано или поздно, Англия завладеет Кавказом, и получит стратегически выгодный плацдарм для удара по России. Входить в состав России кавказцы не хотели (напомню, государственнической идеи они не знали). Остановить англичан они бы тоже не смогли. И не важно, сколько лет кавказцы сопротивлялись бы Англии. Важно, что английские солдаты уже были бы на Кавказе. 

Перед Россией дилемма: наблюдать либо за добровольным переходом черкесов под английское владычество (при турецком посредничестве), либо за их насильственным туда переходом, и развёртыванием боевых порядков английской армии на черноморском побережье, с последующими чреватостями. 

Такое бездействие было бы верхом геополитической глупости, а геополитическое мышление по своим масштабам превосходит племенное. Вот почему черкесы не смогли сразу вписаться в российский геополитический проект. Мышление масштабами аула не могло сразу переключиться на мышление континентами и океанами. 

Неудивительно, что в публикациях американского Джеймстаунского фонда, специализирующегося на скандальном освещении межнациональных отношений в России, пункт о черноморском побережье в связи с Кавказской войной поминается регулярно. Был он упомянут и в материале, посвящённом теме казачьих патрулей в Адыгее (2). Англосаксы продолжают мыслить глобально. 

Думающих людей такие нюансы должны настораживать, ведь уже превратилось в данность, что американские аналитические центры и  антироссийское крыло черкесского национального движения поют «одним голосом». И дело не в купленных американцами шпионах, а в том, что Вашингтон отслеживает ситуацию в Кавказском регионе, и любую смену вектора общественного недовольства вплетает в свою текущую информационную политику на российском направлении. 

В погоне за справедливостью люди часто забывают о самой справедливости. Противники казачьих патрулей в Адыгее называют казаков душителями демократических свобод на окраинах империи в угоду российским самодержцам. 

Но и черкесы в ту эпоху были отнюдь не демократами. Известно об их участии в кровавом подавлении антитурецких выступлений в Болгарии и других балканских странах (3,4). Набеги черкесов доставляли хлопот их соседям на Кавказе. 

Если идти путём подробного подсчёта взаимных обид и претензий, если в традиционной одежде каждого народа видеть фантомы исторической памяти (как некоторые адыгские общественники видят в казачьей форме), то у каждой стороны (у русских и у кавказцев) найдётся масса аргументов и контраргументов. 

Причём, у кавказцев это будут претензии не только к русским, но и друг к другу. Уже сейчас в соцсетях  хватает конфликтных обсуждений на тему, чья история лучше и правдивей – у кабардинцев или балкарцев, у карачаевцев или черкесов, и т.д. Философ Василий Розанов (1856-1919) сравнил Россию на Кавказе с наседкой, без которой местные народы, «словно цыплята, переклюют друг друга». И, признаемся, он был недалёк от истины. 

Так что поддержке общественного порядка в северокавказских республиках нужно уделять особое внимание. Необходимо выслушать противников казачьих патрулей, учесть их пожелания, найти уважительный консенсус. Но уже то, что кое-кого на Кавказе раздражает казачья одежда, в то время, как у русских кавказская одежда не вызывает таких эмоций, несмотря ни на Кавказскую войну, ни на две чеченских кампании, служит чётким психологическим маркером. 

Российскими законами казачьим организациям разрешено оказывать содействие МВД в патрулировании улиц. Если сегодня кто-то в Адыгее видит в казаке нежелательного персонажа, потому что когда-то казаки воевали с адыгейцами, то завтра точно такие же претензии могут быть высказаны в адрес российской армии, которую тоже сочтут нежелательной, потому что когда-то она воевала на Кавказе. 

Это и есть замена исторической памяти историческим злопамятством. Только вряд ли адыгейский народ заживёт от этого лучше.