Фото Автор:
Ирина ПУТИЛИНА
Опубликовано:
11 марта 10 (13:24)
В истории кубанской культуры Василий Дамаев – одна из величин, что как утес возвышается над холмистой равниной. Его судьба похожа на голливудскую киносказку: самородок открывает свой талант и возносится на музыкальный Олимп. Даже великий Шаляпин признавал, что слава пришла к нашему земляку чудо-тенору Василию Дамаеву куда быстрее, чем к нему или к Собинову.
И была вполне заслуженной На стене небольшой квартирки Зинаиды Власовны Баяновой, племянницы певца, висит в рамке под стеклом пожелтевшая от времени фотография. Сто с лишним лет назад щелкнул заезжий фотограф в станице Отрадной семейство Дамаевых. По праздничным одеждам видно – не местные. В самом деле, они перебрались на Кубань из Воронежской губернии в поисках земли и воли. Но надел неказакам был не положен.
А воля? Достаточно поглядеть на строгие, полные достоинства лица, чтобы понять: не обделены они ни внутренней силой, ни достоинством. Вдобавок все Дамаевы были набожны и музыкальны, и потому составляли основу хора местной, тогда еще деревянной, церкви во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
– Их хатенка располагалась там, где в Отрадной ныне находится станичный рынок, – вспоминает Зинаида Власовна. – По праздникам под окнами собирались толпы народа – послушать, как поют Дамаевы. Да не русские и украинские песни, а православные песнопения!
При взгляде на не потерявший четкость снимок одно лицо выделяется, словно упал на него луч солнца. В руках у юноши – скрипка.
– Василий, – кивает головой хозяйка квартиры. – А вон, на семейном портрете, и мой отец Влас. Дядя считал, что Влас одарен даже больше, чем он.
Ромео и Джульетта из Отрадной
Василия чаще кликали в станице Васькой-соловьем – за пристрастие к пению.
– Бывало, выйдешь в степь, ляжешь на траву и сам пугаешься: как же звучит голос, как далеко он раздается в степи, – эти слова Василия до сих пор помнят в семье Дамаевых.
А еще он отличался бойким нравом, физической силой, сметливостью и любознательностью. И потому учительница Татьяна Михайловна Сапежко продолжала заниматься с мальчишкой, следила за его чтением и тогда, когда он уже закончил местное 2-классное училище. Музыкальной грамоте юного тенора обучал регент местного храма, на клиросе которого Василий пел, как и все Дамаевы. Игру на скрипке он освоил самостоятельно.
Но, видимо, Бог и природа наградили его не только музыкальными способностями, но и незаурядным характером. В 16 лет крестьянский юноша организовал в Отрадной любительский хор, который с успехом гастролировал даже по близлежащим городам – Армавиру и Майкопу. В это же время со свойственным ему жаром Василий влюбился. Ульяна – дочь бедной вдовы – была его ровесницей и подружкой по детским играм. В 16 она вдруг стала признанной красавицей и прославилась своим трудолюбием. От сватов отбоя не было. Но кубанский Ромео нашел выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Василий написал письмо на имя архиерея. Местный священник, ценя талантливого певчего и уважая его семью, уговорил церковное начальство разрешить влюбленному венчаться в 17 лет, на год раньше положенного. Так началась взрослая жизнь Василия Дамаева. Один из ее моментов и запечатлен на старинном снимке.
Советы постороннего
А потом судьба вмешалась в спокойное течение дней. Служебные дела забросили в Отрадную столичного адвоката по фамилии Гор. Наслышавшись о местном певчем, он отправился в храм. Голос изумительной красоты и силы поразил столичного меломана.
– Вас ожидают несомненный успех и блестящая карьера на оперной сцене, – внушал он Дамаеву. – Вам следует ехать в Москву.
Василий же пребывал в растерянности. Он весьма смутно представлял себе, каково оно – оперное искусство. Он ведь никогда не видел даже железной дороги. Но, главное, у него к тому времени подрастало трое детей. Набожные родители грозили проклятием, если он сменит «Божье дело на сатанинское».
И все-таки поехал. Это было в 1903 году. Василию исполнилось 25 лет.
Москва таланту верит
В Москву Дамаев явился в потрепанных штанах, косоворотке и фуражке с блестящим козырьком. Как и следовало предполагать, в столице его не ждали. Дама, к которой у него было рекомендательное письмо от Гора, смутилась: она не имела никакого отношения к миру искусств и была лишь учительницей. Но, услышав пение гостя, она поверила в его талант и начала хлопотать. На первых же официальных прослушиваниях будущий любимец публики потерпел фиаско. Волнение сковало его до дрожи в голосе. Впрочем это было объяснимо. Накануне Дамаев был в Большом театре, где Шаляпин исполнял партию Мефистофеля в «Фаусте». Василий был потрясен: он понял, как мало он, сельский парень, знает и умеет. Но на следующем испытании, в музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества, Дамаев собрал все свое мужество. Он спел с листа «Вот мчится тройка удалая» и удивил всех присутствовавших столь явными способностями. Его приняли на подготовительный курс. Крупнейший в России чаеторговец и известный меценат Ушков предложил оплачивать уроки, которые вызвался давать авторитетный педагог и тенор Большого театра Успенский. Занятия сразу пошли успешно.
На подступах к сцене
Но нужда буквально брала за горло. Мысли об оставленной семье не давали покоя.
– Вот уже три недели, как я не вижу тебя и дорогих своих деточек, – это строки письма, что долгие годы хранилось в семейном альбоме. – Как я соскучился! Не ропщи, уверен, что года через два мы будем счастливы. Профессор, который сейчас меня учит, восторгается моим голосом и говорит, что я в высшей степени понятливый…
Дамаев был человеком порядочным и ответственным. Вскоре Ушков, узнав о печали Василия, выделил ему средства, чтобы перевезти Ульяшу и детей в столицу. Но это еще больше усилило тяготы нужды. Полуголодный, не имея пяти копеек на конку, Василий расширял и расширял программу обучения, введя занятия пластикой, движением, танцем и фехтованием. В феврале 1904 года он был зачислен учеником Московского филармонического училища. Но прозанимался там всего один год. Для практики ему предложили участвовать в благотворительных концертах. Вскоре театральный деятель и владелец частной оперы Зимин услышал его там.
– Вчера пробовали новичка-тенора: чудный звук и фигура хорошая. Ждем от него большого успеха, – записал Сергей Иванович в свой дневник.
Он предложил новичку работать в своем театре с зарплатой в 50 рублей в месяц и при годичном подготовительном сроке. Это было счастье. Таких денег Дамаев отродясь не держал в руках. Подготовительный же период заключался в работе с мастерами – режиссером Олениным и дирижером Купером.
Счастливый фатум
30 августа 1908 года артист Дамаев вышел на сцену в роли Самозванца в опере Мусоргского «Борис Годунов». Спектакль превзошел все ожидания. Критика писала о новом, глубоком и осмысленном прочтении оперы талантливой труппой Зимина. Рецензенты выделяли Дамаева, который вывел партию Самозванца, обычно почти второстепенную, – на первый план. Подчеркивали твердость, уверенность и музыкальность, с какими он исполнил свою задачу, и какие бы сделали честь и опытному артисту. И, конечно, восхищались его чудесным голосом.
– Успех мой в Самозванце, как у публики, так и у прессы, был для меня совершеннейшим сюрпризом. Мой Дмитрий Самозванец – мой счастливый фатум, – потом признавался Дамаев.
Перед следующим же спектаклем в кассе частной оперы Зимина было вывешено объявление об аншлаге, а среди любителей музыки стало хорошим тоном ходить «на Дамаева».
Сергей Дягилев, вернувшись с премьеры, рассказывал:
– Отыскал русского Туманьо. Присутствовавшие на спектакле Ф. Шаляпин и С. Рахманинов пришли в восторг от нового тенора. Шаляпин сказал: «За такого тенора в наше бестеноровое время нужно ухватиться обеими руками. Это настоящий драматический тенор с превосходной дикцией и несомненным дарованием. Дебютант еще молод и не опытен как артист. Но со временем из него выйдет большая величина».
Дягилевские сезоны
Нарушая временную последовательность, необходимо сказать, что, обратив внимание на дебютанта с необычным голосом и нестандартной судьбой, ни Дягилев, ни Шаляпин уже не выпускали его из своего поля зрения. Сейчас много пишут о дягилевских сезонах в Париже, наложивших отпечаток на мировую культуру и во многом изменивших судьбу русского искусства. Но мало кто знает, что Сергей Павлович пригласил Дамаева выступить во Франции уже через месяц после начала его артистической карьеры.
В мае 1909 года парижские гастроли открылись оперой Римского-Корсакова «Псковитянка». Французская публика слушала ее впервые и не смогла оценить в полной мере. Ведь она была столь непохожа на произведения Верди, Гуно или Пуччини. Самое большое впечатление произвела актерская игра Шаляпина в роли Ивана Грозного. На долю Дамаева, который исполнял партию посадничьего сына Михайлы Тучи, тоже выпали аплодисменты.
В 1913 году Дягилев вновь приглашает Василия на гастроли в Париж и Лондон. Кстати, отправился певец в Европу сразу же по возвращении из Екатеринодара, где он пел в антрепризе Лохвицкого оперы «Паяцы» и «Богема». На этот раз майский Париж встретил гастролеров куда более гостеприимно. Пропаганда русского искусства сделала свое дело. В репертуаре были произведения отечественных композиторов: «Борис Годунов», «Хованщина» и «Псковитянка». Ставил их уже соратник и последователь Станиславского режиссер А. Санин. Оформление принадлежало выдающимся художникам К. Юону, И. Билибину, Л. Баксту и Ф. Федоровскому. В качестве партнеров Шаляпина помимо Дамаева выступали и другие известные артисты. Это был успех, вошедший в историю 20-го века.
Но, оказалось, его превзошел триумф русского оперного сезона в Лондоне, который состоялся в июне – августе 1913 года. На одном из спектаклей побывал английский король.
– Англичане прямо сошли с ума. Они кричат «Браво!» и вызывают артистов гораздо больше и сильнее, чем даже в Москве или Петербурге. Газеты все переполнены восторженными статьями о нас, – писал в письме Федор Шаляпин.
Внимание публики и прессы не миновало и Василия Петровича. Это было время расцвета его таланта. Именно в эти годы были сделаны и наиболее интересные граммофонные записи. В фонотеке Дамаева числилось
39 произведений; показательно, что 26 из них – отрывки из русских опер. А всего в репертуар певца входило
32 оперных произведения, где наряду с отечественной классикой были Верди, Леонковалло, Масканьи, Сенсанс и Д`Альбер. Но ни Париж, ни Лондон, ни Европа в целом не понравились уроженцу Кубани. Уж очень он тосковал по родине.
Свежие комментарии